Читать онлайн порно рассказ Пьяная мама лучшего друга
Теплый июньский вечер в актовом зале университетского корпуса нависал тяжелым пологом, пропитанным выдержанным вином и затаёнными желаниями. Корпоратив факультета отмечал конец года: софиты отбрасывали золотистые блики на потертый паркет, джаз из колонок тянулся ленивыми, вязкими нитями, под которые пары покачивались в полудреме, словно в опиумном трансе. Воздух был густым, опьяняющим коктейлем — терпкая виноградная нота, смешанная с ванильно-мускусными духами женщин, солёным потом разгоряченных тел, едким сигаретным дымом, проникающим с балкона, и ароматом жареного мяса с фуршета. Всё это кружило голову, как запретный эликсир, пробуждая в душах то, что обычно таится в тени.
Михаил стоял у стены, скрестив мощные руки на широкой груди. Под два метра роста, его плечи натягивали чёрную рубашку охранника; тело, выкованное в зале, проступало рельефом — пресс как высеченный из камня, бицепсы словно канаты, ноги в брюках казались колоннами. Лицо — хищное, с высокими скулами, тёмными глазами под тяжелыми веками, щетиной, что подчеркивала угловатость челюсти, и короткими волосами, подстриженными под ноль. Подработка, но мысли его витали в аду детских фантазий, где желания горели вечным пламенем.
Весь вечер он следил за ней, не отрывая взгляда. Елена Сергеевна, заместитель декана. Тётя Лена — так он называл её в детстве, когда она угощала мороженым, перевязывала разбитые коленки и смотрела сверху вниз с теплой, но недосягаемой улыбкой материнской фигуры. Теперь, в тридцать восемь, она расцвела спелым персиком под летним солнцем: полноватая, с мягкими, манящими изгибами под строгой кремовой блузкой (третий размер груди намекал вырезом на скрытое богатство), узкой талией, пышными бедрами, облеченными в синюю юбку-карандаш. Ноги в узорчатых чулках, каблуки цокали метрономом уверенности, подчеркивая каждый шаг. Каштановые волосы собраны в пучок, слегка растрепанный от танцев; полные губы алели, карие глаза под длинными ресницами искрились. Замужем за вечно отсутствующим бизнесменом, она казалась неприступной крепостью. Но сегодня вино развязало ей язык, обнажив трещины в броне.
В тени, всего в метре от женской группы, он уловил её хриплый голос, пропитанный алкоголем: «Два месяца без секса… Муж в Праге, а я здесь одна. Вибратор не спасает, только дразнит…» Смех подруг рассыпался эхом. Она откинула голову, обнажив шею — тонкую, с пульсирующей жилкой, где кожа казалась шелковой. Кровь хлынула в пах Михаила, как лава по венам. Его член напрягся, набухая в брюках, требуя выхода из тюрьмы ткани. С пятнадцати лет он мечтал об этом: прижать её к стене, сломать эту гордую позу, заставить стонать имя, которое она произносила с снисхождением. Тётя Лена — идеал, превратившийся в одержимость, в яд, что отравлял каждую мысль. «Ты всегда была выше, — шептал он про себя, — но сегодня я опущу тебя на колени.»
Корпоратив постепенно пустел, гости таяли в ночной дымке. Она шатнулась к нему, глаза мутные от вина, но с неожиданной искрой: «Мишенька… подвези меня? Такси не дождаться, муж далеко, Артём в общаге…» Он кивнул молча, не доверяя голосу. Отпросился у начальника. Обнял её за талию — тело прижалось: мягкое, теплое, пахнущее вином, духами и тем запретным женским жаром, что будил в нём зверя. Грудь коснулась его руки, сосок проступил через ткань. Повел к выходу, каждый шаг — как шаг в бездну, где правила рушились.
На стоянке воцарилась тишина, будто весь университет выдохнул и уснул. «Ауди» стояла в дальнем углу, под фонарём, чей свет падал косо, выхватывая капли росы на капоте. Михаил открыл пассажирскую дверь — Елена буквально рухнула на кожаное сиденье, голова откинулась, волосы рассыпались по подголовнику. Юбка задралась, обнажив кружевную резинку чулка на полноватом бедре, где кожа казалась мрамором в полумраке. Запах ударил мгновенно: тёплая кожа салона, смешанная с винным перегаром, утренними духами на её запястьях и шее, и чем-то ещё — животным, женским, что заставило его сглотнуть.
Он сел за руль. Дверь захлопнулась с мягким, но окончательным стуком. Мотор завелся — низкий рык, вибрация прошла по сиденьям, по её телу. Елена не шевельнулась. Глаза закрыты, губы приоткрыты, дыхание глубокое, с лёгким хрипом. Михаил выехал со стоянки, фары выхватили пустую аллею, сосны по бокам — тёмные стражи, подглядывающие за грехом.
Рука легла на её колено. Сначала — будто случайно, когда он переключал передачу. Пальцы коснулись нейлона чулка: гладкого, чуть влажного от пота вечера. Он не убрал. Наоборот — сжал. Плоть под тканью поддалась, тёплая, мягкая. Елена вздохнула во сне, бедро дрогнуло, но она не проснулась. Михаил выехал за город; дорога легла тёмной лентой, фары выхватывали лишь узкую полосу асфальта и редкие силуэты сосен, будто лес сам подглядывал.
Он вёл одной рукой. Вторая лежала на её бедре, как на законном месте. Каждые несколько минут пальцы скользили выше — по чулку, под резинку, к внутренней стороне. Кожа была горячей, слегка влажной. Мышцы подрагивали — инстинкт, не разум. Один раз она тихо застонала, и он замер, сердце колотилось в висках. Но она не проснулась. Только глубже втянула воздух, будто во сне почувствовала чужую руку.
Ты всегда смотрела на меня сверху вниз, — повторял он про себя, как мантру. Когда я, пятнадцатилетний, пролил сок на твой ковёр, ты сказала: «Мальчики должны быть аккуратнее». Артём смеялся. Ты улыбалась. А я запомнил. Каждое слово. Каждый взгляд. Каждую складку на твоей юбке.
Палец коснулся края трусиков. Ткань была тёплой, влажной. Он провёл по складке — она дрогнула, бедра чуть раздвинулись, словно тело само приглашало. Ты уже течёшь во сне. Как шлюха, которую я знал с детства.
Михаил сбросил скорость. Машина катилась медленно, мотор урчал, как зверь в клетке. Он вдохнул её запах — вино, пот, духи, и под этим — тонкая, едва уловимая нота возбуждения. Его член упирался в брюки, пульсировал в такт сердцебиению. Он не трогал себя. Ещё не время. Это была прелюдия. Месть. Любовь. Власть.
Дом возник внезапно — двухэтажный коттедж, увитый плющом, свет на крыльце горел таймером, как маяк для заблудших душ.
Михаил заглушил мотор, и тишина навалилась внезапно, как пелена тумана. Машина замерла у крыльца, фары потухли, оставив лишь слабый свет от лампы на таймере, что отбрасывал длинные тени плюща на стены коттеджа. Он вышел, обошёл капот, открыл её дверь. Елена чуть не вывалилась — тело обмякло, как тряпичная кукла. Он поймал её, прижал к себе: руки обвили талию, пальцы впились в мягкую плоть под блузкой. Она была теплой, тяжелой от вина, пахнущей усталостью и чем-то первобытным — потом, алкоголем, женским мускусом.
— Елена Сергеевна… приехали, — прошептал он, голос низкий, с хрипотцой, что эхом отразилась в ночной тиши.
Она моргнула, пытаясь сфокусироваться в полумраке: глаза мутные, веки тяжелые. — Миш… спасибо… ты такой… надёжный…
Голос пьяный, растянутый, но в нём всё ещё сквозила привычная властность — та, что заставляла студентов дрожать на экзаменах. Михаил обнял крепче, чувствуя, как её грудь прижимается к его груди, соски проступают сквозь ткань. Надёжный? Скоро ты поймёшь, что я — твой палач и спаситель в одном лице.
Повёл к крыльцу. Каждый шаг — возможность, как ступеньки в ад: ладонь скользнула по ягодице, сжала податливую плоть, почувствовала дрожь под юбкой; грудь коснулась его руки; он вдохнул запах её волос — ваниль, алкоголь, и под этим — намёк на возбуждение, что она сама не осознавала. На крыльце она споткнулась о ступеньку, каблук цокнул по камню. Михаил поймал, прижал спиной к двери — холодное дерево контрастировало с её горячим телом. Лица в сантиметрах: её дыхание теплое, винное, губы приоткрыты, глаза полуприкрыты. Он мог поцеловать — ворваться языком, как захватчик в город. Но нет. Ещё не время. Пусть она вспомнит это как сон, который стал явью.
— Ключи… — пробормотала она, роясь в сумочке дрожащими пальцами.
Он взял сумку из её рук, нашёл ключи — холодный металл в ладони, как ключ к её душе. Открыл дверь. Внутри — её мир: аромат свежесваренного кофе из кухни, вазы с увядающими цветами, духи, висящие в воздухе, как призрак идеальной жизни. Но под этим — трещины: пустой дом, муж вдали, сын в общаге. Это твоя крепость, тётя Лена. А я — осаждающий.
— До спальни помогу, — сказал он. Это уже не звучало как просьба, а как приказ, замаскированный заботой.
Она кивнула, опираясь на его руку, тело прижималось ближе с каждым шагом. Подъём по лестнице — медленный, мучительный ритуал: ступеньки скрипели под весом, её бедро тёрлось о его пах, вызывая вспышки жара. Член упирался в брюки, пульсировал в такт шагам. Рука скользнула под юбку — выше, к краю трусиков. Пальцы коснулись влажной ткани, и он почувствовал, как она дрогнула. Мокрая… как удар тока. Ты уже сдаёшься, даже не зная.
В её голове, в полусне, мелькали обрывки: Мишенька… сильный… руки как у мужчины… муж так не держит… что это? Тепло…
На втором этаже — тёмный коридор, свет из спальни лился мягким потоком. Он довёл до кровати: большой, с белым покрывалом, что казалось алтарём. Елена рухнула на него, раскинула руки, вздохнула глубоко.
— Спасибо, Мишенька… ты такой… хороший мальчик… — пробормотала она, глаза закрылись, веки затрепетали.
Он стоял над ней. Смотрел, как хищник на добычу. Блузка расстегнулась на пуговицу, лифчик проступал кружевом. Юбка задралась, чулки до середины бедра, одна туфля слетела, обнажив ступню. Грудь поднималась в такт дыханию — ровному, но учащенному. Хороший мальчик? Скоро ты увидишь, кем я стал.
Михаил снял рубашку медленно, ткань зашуршала. Тело — идеал, выкованный в зале: пресс рельефный, грудь широкая, руки как стальные тросы. Расстегнул ремень, но брюки не снял. Ещё не время. Присел на край кровати. Провёл пальцем по её щеке — кожа шелковая, не пошевелилась. По шее, ключице, краю лифчика. Пальцы скользнули под ткань, коснулись соска — твёрдого, набухшего.
Ты всегда была моей. С детства. Когда ругала за разбитую вазу. Когда улыбалась мужу на семейных фото. Когда думала, что я — просто мальчишка Артёма.
Он встал. Осмотрелся по комнате,