Моя служба в фирме наказания должников - читать порно рассказ онлайн бесплатно

Я работал в фирме, где мы специализировались на наказании крупных должников — тех надменных ублюдков из верхушки общества, которые полагали, что их власть — щит от любых последствий. Наши клиенты всегда имели непробиваемую крышу на самом верху, развязывая нам руки: мы могли творить что угодно, не оглядываясь на закон или мораль. В этот раз мишень — чиновник среднего звена, просрочивший колоссальный долг, который он и не думал возвращать. По надежной наводке, сегодня он нежился в загородной усадьбе с семьей: Анной — женой 38 лет, этой аппетитной милфой с гордым, неприступным взглядом, полными губами и фигурой, от которой у меня давно слюнки текли — высокая грудь четвертого размера, тонкая талия, переходящая в широкие бедра, и аура абсолютной уверенности в себе. А ещё дочка 18 лет — моя собственная девушка, с которой я тайком встречался пару месяцев, пока мы разрабатывали операцию и уточняли у клиента детали. Мы с дочуркой скрывали это от её родителей. О, как я мечтал подчинить её мать, эту надменную сучку, сломать её гордость, заставить стонать и корчиться подо мной в агонии похоти. Это был мой личный секрет в операции, известный только мне и паре доверенных парней, добавлявший остроты моему предвкушению, как соль на свежую, кровоточащую рану, заставляя член наливаться от одной мысли о её сломе.
Мы выехали вшестером: я — высокий, мускулистый, с резкими красивыми чертами лица и шрамом на шее, скрытым балаклавой; Сергей — коренастый громила с квадратной челюстью и татуировками под камуфляжем; Вова — худощавый, но жилистый, с хитрым взглядом; Андрей, Вадим и Саша — все под два метра, в тёмном камуфляже, пропитанном запахом сигарет и адреналина, как тени, готовые поглотить ночь и разорвать её на куски. Наш IТ-спец уже взломал системы дома: сигнализация отключилась с тихим электронным вздохом, а видео с камер потекло на наши сервера — клиент получит полную, детальную запись экзекуции, каждую секунду унижения, каждый стон и хрип. Мы перелезли через забор бесшумно, как призраки, — трава шуршала под ботинками, ночной воздух был прохладным, с привкусом сосен, но в венах кипел огонь предвкушения. В доме теплился свет: две спальни наверху для матери и дочери, где мягкие лампы отбрасывали золотистые блики; гостиная внизу, где чиновник, наверное, потягивал виски, не подозревая о надвигающемся аде, который разорвёт его мир на части.
Мы разделились по парам, сердца стучали в унисон с приглушёнными шагами, адреналин жёг вены. Мне с Сергеем выпала жена — мой трофей, моя одержимость. Мы крались наверх по лестнице, доски не скрипнули ни разу под нашим весом. Дверь спальни открылась с еле слышным щелчком — и вот она, Анна, стояла у зеркала в шёлковом халате, облегающем тело как вторая кожа, под которым мерцало чёрное кружевное бельё: лифчик, туго обхватывающий полные груди размером с спелые дыни, соски проступали сквозь ткань, как вызов; стринги, врезающиеся в упругую, округлую задницу. Её фигура завораживала — стройные ноги, бесконечные в полумраке, узкая талия, кожа гладкая, как атлас, с лёгким ароматом лаванды от вечернего лосьона, смешанным с теплом её тела. Внутренне она, наверное, думала о спокойном сне, о муже внизу, о дочери за стенкой — обычная жизнь, которую мы вот-вот разобьём вдребезги, растопчем и оскверним.
Мы ворвались молниеносно, как ураган: я схватил её сзади, заломил руки за спину — её кожа была горячей, дрожащей под моими ладонями, грубая ткань перчаток царапала нежность, оставляя следы. Она дернулась яростно, пытаясь вырваться, глаза расширились от чистого ужаса, зрачки вспыхнули в свете лампы, но Сергей уже сунул кляп в рот — мягкий шарф из её же тумбочки, пропитанный её парфюмом, заглушая крик в хриплый, отчаянный стон. Анна сопротивлялась эмоционально и физически, тело напряглось как струна, слёзы блеснули на ресницах, она брыкалась, царапаясь, — «Нет, пожалуйста, не трогайте мою дочь,» — наверное, кричала она мысленно, но мы связали её ремнями: грубая кожа впилась в запястья и лодыжки, оставляя красные, жгучие следы, кровь проступила в местах трения. Бросили на кровать — пружины скрипнули протестующе под её весом, шёлк халата задрался, обнажив бедра, гладкие и приглашающие к насилию. Из соседней комнаты донеслись приглушённые звуки борьбы — Андрей и Вадим вязали дочку — мою девушку, её тихие рыдания эхом отдавались во мне, добавляя перчинки моему возбуждению: она узнает меня, когда я разденусь, но они ничего не скажет. Её глаза полные слёз и тайного страха, тело её дрожало от предательства. Снизу ребята приволокли чиновника — связанного, с кляпом во рту, лицо бледное как мел, пот стекал по вискам, запах страха висел в воздухе, густой и тошнотворный.
Я подошёл к нему ближе, сорвал кляп — его дыхание было тяжёлым, прерывистым, как у загнанного зверя: «Твой долг просрочен, ублюдок. Теперь твоя семья заплатит сполна, кровью и унижением.» Затем повернулся к жене, её щекам, мокрым от слёз, следя за тем, как она борется внутренне: гордость — «Я не сломаюсь, сволочи» — против страха за дочь, за мужа, за себя, тело корчилось в ремнях. Глаза метались, тело дрожало под ремнями, как в конвульсиях. «Мы все шестеро по очереди жёстко тебя оттрахаем и унизим на глазах у мужа и дочери,» — сказал я, голос низкий, как рык хищника. «Ты будешь охотно нас ублажать, умолять о большем — иначе мы всё равно сделаем всё то же самое сначала с тобой, а потом и дочерью, медленно, болезненно, разрывая её на части.» Она молчала долго, внутренний конфликт бушевал: «Не могу… но ради неё… о Боже, что я делаю?» Наконец, кивнула, сломленная, глаза потухли, тело обмякло в покорности, но внутри всё ещё тлела искра сопротивления, которую мы вот-вот раздавим.
Мы развязали Анну — ремни с шипением соскользнули с запястий, оставив глубокие красные борозды на нежной коже, как клеймо предстоящей трагедии. Кляп вынули резко, и она закашлялась, вдохнув воздух, пропитанный нашим потом и её страхом — тяжёлый, густой, как дым. Я шагнул к гардеробу, рванул дверцу: запах её духов — сладкая ваниль, смешанная с мускусом — ударил в ноздри, но теперь он тонул в аромате надвигающегося разврата. Пальцы грубо прошлись по вешалкам, сминая шёлк и кружево, пока не нащупали ажурные чулки — чёрные, с широкой кружевной резинкой, тонкие, как паутина, но обещающие полное подчинение. Швырнул их ей в лицо, они упали на пол с шелестом, как приговор.
«Надевай. Медленно. На наших глазах. И трогай себя, пока надеваешь — для полного унижения, шлюха.»
Анна замерла, глаза вспыхнули гневом: «Сволочи… я не сломаюсь, не ради них…» Муж в углу хрипел через кляп, вены на шее вздулись, как верёвки, — он дёргался в путах, как в агонии, но Саша ударил его кулаком в живот, заставив согнуться и захрипеть от боли. Дочь — моя девушка — всхлипывала у стены, прижатая Вадимом, её глаза метались: «Это он… мой парень… делает это с мамой… и возбуждается от этого?» Её бёдра сжались невольно, и я почувствовал прилив — огонь похоти и узнавания жёг меня изнутри, член напрягся до боли, пульсируя от видения её будущего слома.
Женщина опустилась на край кровати, ноги дрожали как в лихорадке, слёзы текли ручьями. Первый чулок скользнул по ступне — шёлк шептал зловеще, как змея, облегая икру, бедро, резинка впилась в кожу под ягодицей, оставляя след. Пальцы её собственной руки, под моим взглядом, скользнули по внутренней стороне бедра, касаясь клитора через стринги — она вздрогнула, «Нет… тело предаёт меня… жжёт…» Второй чулок — ещё медленнее, с вынужденным поглаживанием, соски затвердели под лифчиком, тело предательски отозвалось влагой. Я заставил её встать, повернуться спиной: кружево резинки подчёркивало линию задницы, чулки натянулись, как вторая кожа, приглашая к порче. Андрей шагнул ближе, щипнул сосок через ткань — сильно, — она вскрикнула пронзительно, но я рыкнул: «Молчи, или дальше будет хуже и мы раздерём тебя на части.»
«На колени, шлюха.»
Пол был ледяным, паркет впился в колени сквозь чулки, как иглы. Анна опустилась с глухим стуком, тело дрожало, груди колыхнулись тяжело, слёзы капали на пол. Я расстегнул ширинку грубо, ткань зашуршала. Мой член — 22 см, толстый, с венами, как вздутые реки, головка блестела от преякулята — вырвался наружу, ударив по воздуху тяжёлым запахом мускуса и пота. Остальные окружили её кольцом, снимая штаны с рычанием, как звери: Сергей — коренастый громила с татуировкой дракона на груди, шрамами на кулаках, 20 см, толстый как запястье, пахнущий потом; Вова — жилистый, с шрамом на бедре от ножа, 19 см, изогнутый кверху, как крюк; Андрей, Вадим, Саша — все под 190 см, мускулистые, с грубыми ладонями, пропахшими сигаретами и похотью, члены 18–21 см, твёрдые, как сталь, венами пульсирующие.
Я схватил её за волосы, рванул голову назад — шея напряглась, хрустнула, глаза встретились с моими: полные слёз и вызова. Дал пощёчину — не лёгкую, а жгучую, с хлёстким звуком, щека вспыхнула красным. «Целуй. Облизывай. Яйца возьми в рот. И соси, как будто жизнь дочери зависит от этого.»
Анна колебалась миг — «Я не могу… но ради неё…» — но я кивнул на дочь, Вадим уже потянулся к ней, рванув её одежду. Губы жены коснулись головки — тёплые, дрожащие, с привкусом соли от слёз. Язык скользнул по стволу, оставляя влажную, липкую дорожку. Яйца — тяжёлые, покрытые потом и волосами — она взяла в рот, сосала жадно, хрипя, давясь, слёзы текли ручьями, смешиваясь со слюной, капающей на чулки. Остальные набросились, как стая: Сергей и Вова схватили её руки, вдавили ладони на свои члены — она дрочила яростно, пальцы скользили по горячим, преющим венам, сжимая до боли, кровь сочилась из-под ногтей. Андрей щипал соски, выкручивал их плетью — тонкой, кожаной, — пока она не завыла, тело выгнулось дугой в агонии. Саша хлопал по попе — шлепки отдавались эхом, как удары барабана, кожа горела, краснела, чулки пачкались от пота.
Я насаживал её лицо глубже, грубо: горло сжималось спазмом, она давилась, слюна тянулась густыми нитями, хлюпая, кашель с кровью. «Глубже, шлюха! Заглатывай до яиц!» Она не справлялась, сопротивляясь. Я ударил по лицу — сильно, унизительно, щека опухла. «Старайся,