Был канун Нового Года. Горстка студентов-пятикурсников, вместе с профессором, проклинали злодейку-судьбу, которая
назначила экзамен на столь неподходящий день. Злодейка сидела в паре метров от меня — звали ее Катя. Она была старостой
нашей группы, представляла студентов в большом ученом совете, была членом всех общественных организаций, действующих в
университете, включая церковную десятку, расположившейся на территории Университета часовенки, и исключая БББ. Мне даже
не пришло в голову спросить, какого черта она это сделала. Во-первых, объяснять такие вещи она считала ниже своего
достоинства, во-вторых, мы с ней не разговаривали со второго курса.
Если посмотреть со стороны, то в этом не было ничего удивительного. О чем эта запредельно правильная девочка, делающая
отличную общественную и профессиональную карьеру, могла говорить с лидером Братства Буянящих Безбожников. и первым
распиздяем факультета? Наша тусовка была университетским проклятием. Когда-то, мы объединились для борьбы с хватким
попиком, сколотившим на пустом месте приход и за месяц отстроившим церквушку на месте хоккейной коробки. Повоевали
немного, а потом, как и положено студентам, продолжили бухать и трахаться, только теперь в немного более организованном
порядке. Осталось нас к описанному моменту десятка полтора, и называли нас теперь чаще Банда Блядствующих Безбожников.
Нравы в нашем Университете, в те времена, были демократические, но ханжества и тогда хватало. Как обычно бывает,
отличников, вроде меня, не трогали, но, например, Машку терзали по-черному. До тех пор пока на вручении очередной
идиотской грамоты, я лично не попросил ректора, который тогда еще возлагал на меня какие-то надежды, защитить мою жену. Женой
мне Машка, конечно не была, но раз у меня была липовая справка, позволяющая ночевать в ее комнате в общежитии, то я, вроде как,
считался мужем. Комнатушку она делила с еще одной нашей девчонкой — Танькой. К этому времени, мы выкинули унылые
жестяные кровати и комната превратилась в большой надувной сексодром с холодильником у двери, полкой со всяким
фотобарахлом, и идеально белыми стенами. Машка не была гордостью факультета, но она была отличным фотографом и иногда ей
удавалось добыть немного денег из изображений наших голых задниц.
А если не со стороны, а из самого что ни на есть нутра подходить, то общаться мы Катей перестали с тех пор, как подарил
я ей как-то связку анальных шариков, а она нацепила ее на шею вместо ожерелья и так ходила дня три, пока ей кто-то не
объяснил, что это такое. Шарики то, я купил, конечно, для Машки, но у Кати в тот день что-то переклинило в голове и она
решила подарить мне Библию. Ну а я ей анальные шарики подарил. Забавно было.
Вернемся, впрочем, к экзамену. Катя тонула. Вместе с красным дипломом и блестящим стартом карьеры. На последнем
своем экзамене тонула. Разозлила экзаменатора — пошел на принцип, дело житейское. Решишь — пять, не решишь — три,
вот и весь разговор. И задача, насколько я видел, была не такая уж и сложная, но заблудилась отличница в трех соснах.
Мне ее было не жаль. Считал я ее стервой, так как была она студентом новой формации, пихалась локтями со страшной силой, вперед
лезла все время. Нам с Машкой все время пыталась подгадить. Заявление в ментовку написала, когда кто-то у дверей часовни
нагадил. Поэтому сдал я экзамен и со спокойной совестью пошел отлить. Уже у дверей меня нагнала Катя, была она в
полном отчаянии, но лезть в мужской туалет не решилась и потащила меня в женский. Кроме нас в туалете никого не было,
все нормальные женщины давным-давно по домам салаты строгали. В-общем, она хотела чтобы я решил задачу, а я брякнул, что мне для
этого мозговую активность минетом надо простимулировать. На самом деле, это я так пошутил. Думал, что она откажется,
скандалить будет. А она, не говоря ни слова, встала на колени, расстегнула мне ширинку и принялась за дело.
Мастером минета, она, конечно, не была, но был у нее какой-то здоровый инстинкт: все, что она делала — она делала
основательно. И здесь она запихала в свой рот все, что поместилось, включая яйца, и принялась сосать изо всех сил. Если
бы она стала аккуратно пристраиваться к моему члену с разных сторон, пробовать так и этак, мяться и жаться — я бы ушел. А
так я просто обалдел и начал рассказывать решение задачи. Она почти сразу прекратила сосать. Видно было, что она все уже
поняла, сейчас выплюнет член и уйдет. Однако, она постояла постояла и продолжила трудиться. Аппарат мой, к тому времени, уже
встал во весь свой рост, войдя Кате глубоко в горло. Катя обняла мои ноги и начала мотать головой с энтузиазмом дятла. Я
кончил ей в горло, а она даже не закашлялась. Только замерла, глядя на дверь.
Судя по вспышкам за спиной мы стали жертвами доморощенной папарацци. Машка стояла в проеме двери с фотоаппаратом в руках и улыбалась.
Я быстро отступил в сторону и застегнул ширинку. Катя, пыталась что-то говорить, не вставая с колен, но понять ее было
невозможно. Отчасти из-за стресса, отчасти из-за горлового массажа, ее речь утратила всякую внятность.
«Не видишь, нам надо поговорить о своем, о девичьем», — сказала Машка, освободив проход к двери. Я вышел из туалета и
пошел по длинному коридору. Подруга нагнала меня уже в тот момент, когда я выходил на улицу, Для меня были инструкции:
купить ящик шампанского и не появляться в общаге до 11 вечера. Разглядывая выданную мне, весьма существенную, по студенческим
меркам, сумму, я не сдержался, и прямо спросил о ее происхождении. «От анонимного спонсора», — спокойно сказала она. Я
сплюнул и пошел искать приличное шампанское.
За студенческие годы мы выработали своеобразный ритуал встречи Нового Года. Мы с Машкой, наряженные Дедом Морозом и
Снегурочкой, обходили комнаты где жили наши друзья, членов БББ цепляли за руки, а всем остальным дарили подарки, главным
образом порнографические открытки. Цепочкой мы шли кругом по 3 и 4 этажу, до пресловутой 423 комнаты, где нас должен был
ждать ящик охлажденного полусладкого шампанского, ведро крема и сексодром. Теперь вечный изъян этого плана
был исправлен — шампанского было вдоволь.
Ровно в 11 я приоткрыл дверь комнаты 423, и разом потерял способность соображать. Прямо перед моим носом, в крошечном
коридорчике, образованном выступающей дверью туалета, стояла на карачках Катя. «Что это?», — тихо сказал я. «Северный
олень», — ответила Машка. Куда Санта-Клаусу без оленя? Действительно на Катиной голове были закреплены маленькие
серебристые рожки, на шею было одето что-то вроде поводка, довершали картину наколенники и налокотники. Впрочем, нет.
Еще хвостик. Маленький олений хвостик. Я пригляделся внимательно, и понял, что это, на самом деле, последний из гирлянды
анальных шариков, подаренных Катерине три года назад. Странно, а я думал, что она их давным-давно выкинула…
Я еле сдержался, чтобы на вытащить пару шариков из Кати немедленно. Да уж, работа Машкой и Танькой была проделана
колоссальная. Идеально выбритая белая промежность с розовой полоской посредине. Маникюр. Яркий, даже я бы сказал,
броский макияж. Даже осточертевшую уже всем Катину косу она переплела как-то по-особому, с серебристым серпантином
вперемешку. Машкин костюм я уже видел, она мерила его каждый день весь последний месяц. Голубая шубейка по пояс с
опушкой, бутафорская диадема и туфельки. Длина шубейки была подобрана так, что при любом наклоне или ином движении, роскошная, с
сильно развитыми половыми губами и большим красивым клитором, Машкина пизда была видна всем желающим. Мне же выдали
ватную бороду, колпак и куртку Санта-Клауса, а также красные сапожки. Трусы и брюки мне не полагались. Танька оделась
под зайчика — трогательные ушки и три крошечных комочка голубого пуха: два на груди, один на попе.
Убедившись, что все в сборе, Машка шлепнула Катю по ягодицам и та часто засеменила в сторону коридора. Ну и я за ней.
Девчонки замыкали процессию. Я постучал в дверь соседней комнаты — наших там не было, но с соседями надо дружить.
Впрочем, сейчас студентки были откровенно напуганы странным визитом студенческой активистки. Машка достала из моего
мешка пару картинок с изображением гордого испанского мачо — подарок хозяевам. В ответ нам, конечно, налили, но
задержаться не предложили. Подцепив по дороге двух наших девушек: одна изображала рокершу в кожаных трусах, а другая
дикарку в набедренной повязке, мы спустились по лестнице на третий этаж. Здесь жили парни, и они нам были рады. Кто-то
вежливо попросил разрешения вытянуть пару анальных шариков, кто-то попытался украсть нашу дикарку. Так мы дошли до
последней комнаты на этаже. Там жил Нконо. Здоровый парень из Того. Вообще-то, по правилам, иностранцев у нас селили в
отдельном корпусе, но из каждого правила есть исключения. Таким исключением и был Нконо, знавший русский язык лучше чем
любой из нас. Как говорил он сам: «Лучше на свободе без душа, чем в гетто с душем и охраной». Ебарь Нконо был знатный.
Зашли мы к нему в гости, поздоровались, полезла Танька за открытками, а мужских, то есть с бабами — нет, кончились.
Нконо, приуныл, а Машка и говорит: «Не хочешь, мол, Катьку трахнуть?» Он аж обалдел от радости.
Катя вопросительно посмотрела на меня. Меня поразил ее взгляд: в нем не было отчаяния или страха, напротив, он был полон
какого-то внутреннего спокойствия. Я кивнул. «Смажь мне попу, пожалуйста», — она говорила так спокойно, как будто речь
шла о какой-то обыденной, бытовой мелочи. «Нконо, в…», — Катя осеклась, пытаясь найти вежливый синоним для свой пизды:
«письку не надо, ради Бога». Эта детская «писька» из уста двадцатидвухлетней девушки звучала трогательно и нелепо,
одновременно. Я встал на одно колено и зацепил двумя пальцами внешний шарик. Он был чуть теплый. Я начал тянуть его на
себя, розовое колечко анального отверстия начало растягиваться, на фоне полупрозрачного шарика, кожа девушки казалась
сделанной из бархата. Удивительно, но сфинктер был хорошо разработан и движение шариков, судя по поведению Кати, не
доставляло ей дискомфорта.