отойти в туалет закинуться колёсами. Прежде, чем я успел как-то отреагировать, Энджи вскочила с места и подорвалась за чувой. А я, надо сказать, к наркоте и наркам настроен всю жизнь был резко отрицательно.
Как только Энджи вернулась, я немедленно утащил её из бара и мы долго ругались из-за этого: она хотела тусоваться и не собиралась менять своих планов из-за меня. В итоге я развернулся и молча ушёл. Пару недель после этого Энджи оставляла мне письма под дворником авто, перед дверью, через общих друзей передавала просьбы простить её, но я оставался неумолим.
Это время я в основном проводил со своими друзьями, играя на гитаре, бухая и стараясь забыть об Энджи. Продолжалось это всё довольно долго. Пока не влюбился опять. К тому времени, как я слышал, Энджи выскочила за муж за какого-то коллегу. После этого я достаточно быстро сошёлся с другой девушкой по имени Джулия.
С Джулией у нас всё развивалось очень быстро и я как-то не сразу начал понимать, что происходит что-то не то: мы с не уже жили вместе полгода к тому моменту, когда я понял, что она втихаря, но почти постоянно прикладывается к бутылке. В какие-то случайные периоды трезвости она приходила в мрачное и подавленное состояние. Собственно, вскрылось это всё, когда из-за постоянного пьянства у неё случился выкидыш. Практически сразу после этого я с ней порвал. Хорошо хоть, что я не успел на ней жениться. Я вернулся к родителям. И примерно через месяц после этого в супермаркете я столкнулся с Энджи.
Я покупал ингредиенты для пасты и вдруг увидел её в отделе кондитерских изделий.
«Энджи?» – окликнул я её. Она немедленно обернулась. Те же глаза, те же волосы, та же она…
«Привет, Роб, как поживаешь?» – спросила она застенчиво. Два года прошло с нашего расставания. А ведь раньше она никогда и ни с кем не была застенчивой. И всё же передо мной стояла всё та же прекрасная блондинка, которую я когда-то любил, только вот… хм, её стало заметно больше. Килограммов на 40 больше, я бы сказал.
«Выживаем потихоньку», – слегка улыбнулся я, – «А у тебя как жизнь семейная?». Не сказать, чтобы мне реально был интересен ответ, но вежливость…
«Я в разводе с прошлого рождества», – ответила она. «А сбежала от него и того раньше», – в её глазах появились слёзы, – «я для него была всего лишь развлечением, кроме секса и тусовок его ничего не интересовало».
– Я тогда ещё в городе был, но и понятия не имел, что у тебя такое происходит.
– Нас не было в городе. Мы жили в трейлере в кемпинге к югу от города. Нас обоих выперли с работы вскоре после свадьбы. Полагаю, он приворовывал где-то что-то, чтобы нам было на что жить.
Тем временем, я переложил несколько покупок из её корзинки в свою тележку, так как в корзинке уже совсем не оставалось места, и мы направились к кассам.
«Не хочешь поужинать со мной? Мои родители в круизе и не вернуться ещё 10 дней, приходи», – предложил я. Сперва она сопротивлялась, но к тому моменту, как мы дошли до её машины, всё-таки приняла приглашение. Я загрузил её продукты в багажник и, подойдя к водительской двери увидел, что у Энджи глаза на мокром месте.
«Помнишь нашу поездку в Поконо на мой день рождения?» – спросила она, слабо улыбаясь.
«Ещё бы! Великолепная была поездочка», – улыбнулся я в ответ.
«Похоже, это были лучшие дни в моей жизни», – сказала она, – «я часто о тебе вспоминаю. Мне ни с кем не было так хорошо, как с тобой».
Я улыбнулся и поцеловал её в лоб: «Увидимся вечером. Жду тебя ровно в семь».
Когда я шёл к своей машине, моё сердце бешено колотилось. Приехав домой я начал делать тефтельки с соусом под альбом Лу Рида «Нью-Йорк». Когда тефтельки были готовы, я оставил их настаиваться в соусе и прикорнул на диванчике. Проснувшись в пять, я принял душ, побрился и сбегал в винный за углом за бутылочной приличного красного вина. Хотел ещё подобрать какое-нибудь хорошее кинцо на вечер, хотя в глубине души понимал: кино смотреть мы не будем. Но я всё-таки купил фильм и букет белых роз. К четверти седьмого я уже был дома, поставил воду для пасты и начал накрывать на стол. Пока я украшал стол купленными цветами, в животе у меня порхали бабочки, но потом возвышенное состояние внезапно сменилось тревогой и лёгким тремором рук. Я налил себе вина, уселся за барной стойкой, которую мы с отцом незадолго до того установили в гостиной и принялся ждать. На часы я нетерпеливо посматривал под «Summеr Wind» Синатры.
Ровно в семь раздался стук в дверь. Увидев её на пороге, я широко улыбнулся. Она была в джинсах в облипку, паре белых туфель-лодочек и белой футболке, из всех сил старавшейся удержать в себе её грандиозный бюст и выдающийся животик.
«Привет, незнакомка», – только и смог вымолвить я.
«И тебе привет», – улыбнулась Энджи. Она вошла, я предложил ей присесть за барной стойкой и продемонстрировал вино: «Будешь?»
«А когда я отказывалась?» – тихо ответила она. Я наполнил оба бокала – и её и свой.
«Ну что, начнём?» – спросил я у неё, – «Это были два очень длинных года».
«Да, это точно», – она откашлялась, – «Если память не изменяет, когда мы виделись в последний раз, я рыдала, лёжа на кровати, а ты был зол и хлопнул дверью».
«Не лучшее начало вечера», – подумал я про себя, а вслух сказал: «Я вернулся домой и немедленно отправился напиваться с Джоном и Кевином».
– А я плакала пока не заснула. Утром ходила к твоему дому, чтобы оставить на машине цветы и записку, но тебя дома не было. Наверное, ты как раз был с друзьями. Твоим друзьям я никогда не нравилась.
«Нет, не нравилась», – подтвердил я и добавил: «Но зачем было оставлять мне цветы и записки? Ты же сказала, что не собираешься прекращать жизнь тусовщицы».
«У меня в голове такая неразбериха тогда творилась. Утром, проснувшись, я решила, что готова покончить с тусовками, лишь бы только ты вернулся», – слёзы опять показались у неё на глазах, – «А в следующий понедельник, когда я пошла на работу, я была ещё вся сама не своя от горя и тогда меня увидел Том.»
Я слышал про Тома от Ронды, после того, как порвал с Энджи и, судя по её словам, сказать, что он оказывал на Энджи плохое влияние было бы сильным преуменьшением. Внезапно я понял, что мой бокал уже пуст.
– Том обнял меня, отвёл в сторонку, стал уговаривать, что ты недостаточно хорош для меня и что уж он-то меня любит по-настоящему и я должна дать ему шанс.
Её бокал к этому моменту тоже был пуст. Вообще-то это было бы не очень хорошо, если бы мы нарезались до ужина.
«Я звонила тебе в тот вечер, но ты сказал, что не хочешь со мной разговаривать, потому что я предала наши отношения и теперь всё кончено», – она посмотрела на меня с обидой в глазах, – «Тогда я позвонила Тому, мы пошли в бар и с той ночи мы были вместе».
Я чувствовал себя так, будто кто-то ударил меня ниже пояса, но лишь кивнул.
«Давай пойдём поужинаем, пока паста не выкипела», – предложил я, обходя вокруг барной стойки и галантно помогая ей встать. Поднимаясь по лестнице, я пропустил её вперёд и смотрел на неё. Невероятно, насколько большой у неё стала задница.
Я подал блюда и сел напротив её: «Я слышал, ты вышла за него. Для меня было шоком узнать об этом».
«Никто вокруг не хотел этого брака, родители были очень расстроены. Мы практически сразу переехали подальше от них, чтобы минимизировать общение. Я не разу не видела их, пока не ушла от Тома», – говорила она, одновременно уплетая пасту с фрикадельками за обе щеки. Промокнув губы салфеткой она продолжила: «Когда я приползла к ним на порог, я была в ужасном состоянии. Через восемь месяцев брака я весила меньше сорока килограммов», – она отхлебнула ещё вина и посмотрела на меня, улыбнувшись: «Мама была в ужасе. Папе пришлось нести меня в спальню. Они у меня, конечно замечательные – папа хотел отвезти меня в реабилитационную клинику, но мама не позволила. Она заботилась обо мне все пять недель, что у меня был отходняк от всей той гадости, на которой мы с Томом сидели. Я кричала, потела, плакала и проклинала всё на свете.» Она улыбалась, но в глазах её стояли слёзы. «Но мама не сдалась и вытащила меня из всего этого. Ко дню Святого Валентина я опять весила 55 кило и начала искать работу», – сказала она с гордостью, – «Я получила работу на шоколадной фабрике в Лейквуде, в европейском секторе департамента продаж. Мой свободный немецкий сильно помог делу.»
«Конечно, иногда зависимости уходят, а иногда ты заменяешь их другими, не такими вредными», – она опустила взор на своё тело и продолжила, – «Я не употребляла наркотиков уже 15 месяцев, но аппетит у меня теперь как у слона».
Она рассмеялась, закончив свою историю. Я молчал несколько секунд, а потом произнёс: «По-моему, ты выглядишь великолепно».
«Ага, все мои 107 кило выглядят великолепно», – отшутилась она, возвращаясь к еде.
Я взял её за руку, она посмотрела мне в глаза.
– Я не шучу, Энджи, и это не формальная вежливость. Я очень скучал по тебе и мне до сих пор не верится, что мы опять вот так вот сидим друг на против друга.
Я погладил её по щеке: «Мне наплевать, сколько в тебе килограммов, я просто хочу…», – на этом месте я запнулся. Я толком не знал, чего хочу и уж тем более не знал, чего хочет она. Внезапно она перегнулась через стол и поцеловала меня. Теперь я знал, чего хотим мы оба. Наш поцелуй, казалось, был бесконечным, но, когда он всё-таки закончился и она села обратно на стул, мы оба рассмеялись: потянувшись ко мне через стол она от всей души обмакнула свой бюст в спагетти. Её футболка была вся в соусе. Она стёрла салфеткой соус со своей груди и посмотрела на меня тем взглядом, по которому я скучал эти два года. Она поднялась, и молча повела меня в спальню.
Зайдя в комнату, она обернулась, посмотрела на меня и резким движением стянула футболку. «Был когда-нибудь с толстухой, парень?», – подмигнула она мне. Я улыбнулся. По правде говоря, у меня бывали девушки и покрупнее её, и я частенько представлял, как бы выглядели мои тощие подружки, располнев.
«Было разок – другой», – продолжал улыбаться я. В основном набранные Энджи килограммы осели в её бюсте и заднем фасаде, но и животик был уже весьма далёк от того плоского состояния, которое я видел в