не буду ругаться!
— И… и…, проблеял я все еще срывающимся от волнения голосом, — ты не расскажешь папе?
Отец был у меня жесткий мужик, не хотелось попадать под его горячую руку.
— Нет, конечно нет! Мы этот вопрос утрясем тет-а-тет. Не надо никому такое знать, — она потрепала меня по мокрой от слез щеке и снова ласково улыбнулась. – А знаешь, это даже забавно! Неужели я такая красивая, что могу тебе нравится? Учитывая разницу в возрасте!..
— Оч.. очень красивая, пробормотал я, краснея и дрожа от волнения, — ты самая красивая, мама! Я тебя очень люблю мамочка, но ты такая красивая, что я не мог…
Пытаясь ей все объяснить, я, кажется, только сильнее запутался, потупился.
— Ничего! – со смешком произнесла она, — женщинам нравится нравиться. И что же во мне такого особенного, просто любопытно.
Глядя в ее бездонные голубые глаза, я не мог врать.
— Все! – выпалил я.
— Все! – состроив смешную рожицу спросила мама. – Может есть во мне что-то особенное?!
От стыда я отвел взгляд, сердце снова стало биться где-то в горле.
— Н-ну тело…
— Ты тонкий ценитель!.. А на теле? Знаешь, мужчины часто пялятся на разные части моего тела! Что привлекло внимание моего любимого сыночка?
— Мам, я так не могу!.. Прямо сказать…
Мама обхватила меня ладошкой за затылок.
— Нет уж, дорогой, говори! Будешь знать, как признаниями разбрасываться!
— Не знаю… У тебя очень красивые ножки… и… и… попа, — говоря о своем любимом предмете, я как-то невольно стал входить в раж. К тому же от мамы, к которой я так тесно прижимался шло такое сладкое томное тепло, что я начал заводиться, хотя и не понимал четко, что со мной происходит. Просто волна жара пошла от моего паха к груди и выше, ударяя прямо в разгоряченный переживаниями мозг. – Когда ты идешь, а я иду сзади, то смотреть на тебя очень приятно… И походка… и бедра твои…
Я запнулся и тяжело дышал. Мама взяла меня кончиками пальцев за подбородок и заставила смотреть прямо на нее. Ее глаза кажется превратились в какие-то озера без дна, мой взгляд тонул в них и больше я ничего не видел. Только слышал ее голос, доносившийся издалека, проникающий на эти глубины, где не слышно было ничего, кроме ее голоса и «ватного» ровного шума в ушах.
— А чтобы ты больше всего хотел увидеть у мамы, что никогда не видел!
Волны исходящего от мамы тепла качали мое сознание на своей поверхности, и несли его туда, куда сами хотели. Я был поглощен ею, и полностью повиновался.
— Хотел бы посмотреть там… внизу…
— Хочешь видеть мамину писю?..
— Да-а…
— Мама любит своего мальчика… Мамочка ему покажет…
Я не понимал, что она говорит, пока мама не стала медленно раздвигать свои ножки так, что полы халатика разошлись, и я увидел белый хлопок ее трусиков и что-то темнеющее под ним.
— Хватит или еще? – едва слышно прошептала мама.
Я не мог оторвать взгляда от ее божественного межножья и прошептал:
— Еще…
Не отрывая от моего лица левой руки, пальцами правой она коснулась краешка лямочки своих трусиков и осторожно сдвинула ее в сторону. То, что темнело под белой тканью, вырвалось наружу. Ее вульва, обрамленная аккуратно остриженными волосками была невыносимо прекрасна. Нижние губки, темные, чуть потрепанные немного выдавались вперед, образуя капюшончик над входом во влагалище. Только в самом низу маминой щелки я увидел розовое нутро ее писи. От этого сокровища исходил одуряющий запах –терпкий, сильный, манящий. Хотелось впитывать все что я вижу всеми порами своего тела. Голова моя кружилась, я почти утратил контроль над собственным организмом. Не смея поднять на маму взгляд, я прошептал:
— Мамочка, любимая, можно я тебя поцелую там, один только разочек!.. Пожалуйста, мама, я сейчас умру от счастья!
— Целуй, сыночек, — еле слышный шепот в ответ, — целуй, и не надо умирать!
Я ткнулся губами в ее губки, как при обычном поцелуе, и терпкий, солоноватый, сладкий вкус маминой писи, окончательно лишил меня рассудка. Я стал жадно и страстно лизать мамину писю, сосать ее губки и клитор, бешено утоляя жажду которая терзала меня целые годы. Забывшись, я даже распустил руки, схватив маму за полные теплые ляжки. От дикого восторга и удовольствия я ничего не соображал, и только спустя минуты до меня стали доходить мамины стоны. Испугавшись, я оторвал рот от маминой щелки и с тревогой взглянул ей в лицо.
Оно было запрокинуто так, что затылок уперся в высокую спинку дивана, подбородок ее дрожал, плечи ерзали по бордовому плюшу обивки. Мама распахнула полы халата и теперь я мог лицезреть, как она ласкает пальчиками сои аккуратные грудки, розовые соски с идеальными розовыми овалами вокруг них. Мама почувствовала, что я перестал ее ласкать, и посмотрела на меня мутным блуждающим взглядом.
— О сыночек, пожалуйста, продолжай! – взмолилась она. – Ты ласкаешь маму божественно, о я кончаю от твоих губок и язычка. О, пожалуйста, не останавливайся!
Просить меня два раза было не нужно. Я снова ткнулся лицом в ее вульву. Мои руки стали смелее, я сдвинул ладони вверх и обхватил ими мягкую мамину попу. Когда я сжал мамины ягодицы, она впервые застонала в полный голос.
Через несколько минут моих неистовых ласк и ее громких стонов, мама стала сильно двигать бедрами мне навстречу. Она то сжимала, то разжимала бедра, сдавливаямою голову до боли в ушах. Потом несколько раз мама очень резко дернулась, вскрикнула и обмякла. Я оторвался от нее и встал на колени. Дыхание мое было сбивчиво и часто. Лицо и губы горели от трения и маминых соков, которыми я был залит ото лба до побородка. Моя белая футболка тоже была мокрой на груди. Она стягивала мое тело и было трудно дышать. Я сорвал ее с себя, обнажив более-менее накачанный регулярными тренировками торс.
Мама смотрела на меня, с трудом фокусируя взгляд. Ее обнаженная грудь вздымалась и трепетала.
— О мой сынок! Мой красавчик! О как сладко ты сделал мамочке! – произнесла она осекающимся голосом. – Садись скорей рядом, обними меня, мой дорогой!
Я уселся рядом с мамой, прижавшись к ее мягкому, пышущему жаром боку. Меня распирало от восторга и счастья. Грудь вздымалась, но… не только она. Одновременно я и мама, опустив, взгляды, увидели, что мои спортивные брюки буквально натянуты мощным стояком. Мамино дыханье уже почти вернулось в норму, он с лукавинкой посмотрела на меня и протянула:
— Сыночек, ты сделал маме так хорошо! Я буду просто не благодарной стервой, если…
Я ничего и вякнуть не успел, как мои спортивные штаны были спущены до колен, а мама едва ли не с размаха насадилась ртом на мой торчащий бивень.
Я едва не сошел с ума от облака удовольстия, которым окутал мой член мамин рот. Она работала языком и губами, как заправская соска. В один миг она была нежной и ласковой до неги, а потом неистова как фурия. Мама громко чмокала и хлюпала, высасывая из меня все соки. В глазах двоилось, я почти не чувствовал тела, за исключением разгоряченной до предела головки члена. Мама не забывала время от времени поглядывать на меня, наслаждаясь зрелищем моих корчений и ужимок. Она была прекрасна с членом во рту. Я не мог вынести этого зрелища и ощущений и быстро забормотал:
— Мамочка у тебя самый ненаглядный на свете рот! Я с ума сейчас сойду от удовольствия.
Вместо ответа мама, не спуская с меня глаз, несколько раз надула и втянула щеки, обнимавшие в этот момент мою залупу. Это в секунду вынесло мне мозг. Я заревел от восторга, и, схватив маму за голову обеими руками, стал неистово кончать в горячие глубины ее рта. От удовольствия я поплыл и ничего не соображал. Когда немного оклемался, мама сидела рядом со мной. Она обнимала меня за плечи и гладила по голове. Ее мягкая сиська упиралась мне прямо в ребра, отчего казалось, что бок полыхает огнем.
Мама смотрела на меня нежно и ласково, в уголках ее глаз таились смешинки. Потом она спросила меня с самым невинным видом, проведя паальчиком по середине моей груди:
— Ну что понравилась мамина защека?!
Я оторопел от ее слов, всегда такой корректной и вежливой мамы, а потом радостно закивал.
— Да мамочка, я никогда не испытывал такого удовольствия! Я думал, я на небесах!
Она усмехнулась.
— Но я думаю, что это не все фокусы, что я могу тебе показать.
Опустив взгляд вниз, она увидела то, что я прекрасно чувствовал. От перевозбуждения, мой агрегат и не думал утрачивать стойкость.
— О, сынок! Я так хочу почувствовать тебя у себя внутри!
Ну как я мог отказать любимой маме!
Она легла на спину на диван, широко раздвинув ноги. Левую она положила на спинку дивана. Ее белые ляжки, сходящиеся к темной, истекающей соками щели, были прекрасны, как могут быть прекрасны только крылья ангела. Я немедленно повалился пахом на ее межножье. Мама глубоко вдохнула и, взяв меня пальцами за член, ввела его прямо в себя на всю глубину. Наши крики слились в один вопль запретной кровосмесительной страсти.
Я драл маму не меньше часа. Свихнувшись от запретного наслаждения, я ебал маму, как ебут только отвязных портовых шлюх. Ее писька хлюпала и чавкала не хуже ее похотливого рта. Незадолго до того как меня накрыло диким оргазмом, я понял, что моя мама самая сладкая блядь на свете, и что я жить без нее не могу!
Я закричал:
— Мамочка родная моя, как я люблю тебя, сладкую давалку!
И принялся накачивать ее горячее нутро потоками своей спермы. Мама уже не могла к тому времени кричать и только еле-еле просипела:
— Да родной, брюхать свою мамочку, я люблю тебя!
После мы лежали тесно обнявшись, наш жар был единым жаром, мы были единым целым навеки!
Когда волна удовольствия, схлынула ниже головы, я стал хоть как-то проблесками соображать, что только что натворил.
Вне себя от ужаса, я уткнулся лицом в мамино плечо и с трудом выдавил:
— Мамочка, любимая, прости меня, пощади!